Диана Сеттерфилд, «Тринадцатая сказка»
«Тринадцатая сказка» долго стояла у меня на рабочей полке в ожидании своего времени. Впечатлившись залпом прочитанным «Беллменом и Блэком» и наслушавшись хвалебных од «Тринадцатой сказке», за неё я брался с глубоким предвкушением чего-то восхитительного.
Сюжет повествует о женщине, волей судеб взявшейся писать биографию известной писательницы Виды Винтер — историю о близнецах.
Впечатления от книги оказались весьма противоречивыми — что-то понравилось, что-то нет. Но раз я не могу с полной уверенностью воскликнуть: «Восхитительно!», книга, наверное, всё-таки разочаровала.
Язык у Д.Сеттерфилд волшебный. Он прекрасен. Начало я читал с затаённым дыханием, впитывая сотканные ею образы букинистической лавки, женщины-книжницы, хранящей свою личную боль глубоко внутри себя, писательницы, прославившейся на весь мир и за всю жизнь никому не сказавшей ни слова правды. Сеттерфилд мастерски создаёт атмосферу — мрачноватую, гнетущую, интригующую. Пожалуй, на языке и на атмосфере роман и выезжает — исключительно на них. Ну и на теме близнецов, конечно же — теме загадочной, всегда будоражащей воображение.
Но потом, после вступления, восприятие текста стало скакать, как на американских горках. Налицо мощное влияние «Джейн Эйр» и «Грозового перевала», сваленных в кучу. К счастью, вторая книга Д. Сеттерфилд от этого неблагодатного влияния избавлена. Почему неблагодатного? Да потому что каждая книга, даже написанная под впечатлением от чего-то, должна восприниматься самостоятельным произведением, а не отзеркаленной и смятой копиркой. Положение усугубляло ещё и постоянное упоминание «Джейн Эйр», к месту и не очень.
Не понравилось и какое-то странное смакование грязных подробностей. Я люблю реализм, но, как по мне, вполне можно было обойтись без описания жёлтых лужиц блевотины и ванн, заполненных дерьмом. Ту самую гнетущую готическую атмосферу романа это сильно подпортило.
Описания безумия Изабеллы также оказалось весьма посредственным. Вообще вся эта история с Чарли и Изабеллой выглядит неестественно, надуто, особенно если сравнивать с тем же "Грозовым перевалом". Да и эти странные скачки от явно страдающего психическими расстройствами ребёнка, тычущего в себя проволокой к вменяемому, но странноватому подростку, а потом — обратно к безумию, нелепы — сразу видно, что Сеттерфилд далека от психиатрии как таковой и не сподобилась копнуть глубже.
Понравилось, как автор скроила само повествование: кусочек из жизни Виды Винтер, а потом — возвращение к настоящему, к жизни Маргарет (её биографа), и так далее. Вышло весьма интересное сплетение.
И не понравился финт ушами с Аврелиусом. Его история, эдакий вбоквел, оказалась лишней, превратила сказку в бразильский сериал. Санта-Барбара какая-то, честное слово. Да и сами сказки «знаменитой писательницы» в подаче автора оказались весьма посредственны. Сеттерфилд столько нагнетала драматизма и мрачной таинственности вокруг тринадцатой сказки, но меня эти несколько строк совершенно не зацепили. Я ждал чего-то более... волнительного.
Концовка могла вытянуть роман. Могла сгладить всю невнятную шероховатость сюжета, могла зацепить, оставить неизгладимый след в памяти. Концовки, к примеру, Ремарка или Хемингуэя я помню даже спустя годы после их прочтения — эти писатели завершали свои произведения на высокой, щемяще-болезненной ноте. А чем громче последняя нота, тем звонче тишина после неё.
Сеттерфилд, как по мне, не стоило продолжать повествование после развязки. Однообразная музыка, пережив кульминацию, становится всё тише, тише и уже невольно просто начинаешь ждать, когда же всё это закончится. Тянущаяся резина. Мне не интересно знать, что стало с рукописью, все эти послесловия и после-послесловия тоже неинтересны. И именно концовка стала самым большим для меня разочарованием — от неё отдаёт, и очень сильно, Остен. Та тоже любила перечислять, что произошло после развязки. Да и в «Джейн Эйр», вроде бы, тоже подобное присутствовало.
В целом, роман средний. Красивая обложка, прекрасный язык, благодатная почва инцеста, психических отклонений на этом фоне, и близнецов. Но на одном только этом далеко не уедешь.