Дэвид Митчелл, «Тысяча осеней Якоба де Зута»
Что-то я в конец обленился. А может, просто тяжело было собраться с мыслями.
Субъективизм детектед.
Книгу мне подарили на Новый год, и я несколько дней смотрел на неё с большой опаской. Потому что интуиция в плане книг — единственное, что у меня есть, и мне казалось, что это не совсем моя книга. В общем-то, я не ошибся, так оно и вышло. Книга не шедевр. В чём-то она очень хороша, в чём-то плоха, и, без сомнения, очень самобытна, от начала до конца.
Что Митчеллу удалось, так это персонажи. Мне не импонировала героиня, но, тем не менее, назвать её картонной и плохо прописанной язык бы не повернулся. Зато мне зашёл протагонист, а ещё — его друг-доктор. Да и в целом, даже второстепенные персонажи оказались неплохи. Однако доктор, циничный но, в общем-то, хороший человек, просто выше всяких похвал.
Стиль у Митчелла своеобразный и зайдёт, думаю, далеко не всякому. К нему нужно привыкать, в него нужно вчитываться. Язык сухой, но всё-таки сдобренный порцией красивых описаний. Обилие деталей излишне — от физиологических подробностей до полного описания рабочего быта героя. Было очень утомительно и неинтересно это читать. Серьёзно, этого СЛИШКОМ много. Лишь когда закончились главы протагониста и обилие деталей немного выровнялось, читать стало увлекательнее — не приходилось продираться через этот терновник. Первую треть я читал недели две или три. Оставшиеся две трети проглотил залпом за пару дней. Разница подачи, думаю, заметна.
Япония обрисована тоже не очень ровно. Кое-где картинка так и встаёт перед глазами, но в некоторых местах, даже там, где главы написаны от лица японца, бросается в глаза, что писал европеец, незнакомый с некоторыми тонкостями. Но вполне вероятно, что здесь вина переводчика, не слишком подкованного в востоковедении. Но, в общем-то, видна гигантская работа, которую проделал Митчелл в описании столкновения двух миров — грубого запада и тонкого востока.
Сюжет развивается весьма неторопливо и, что интересно, не крутится вокруг какой-то одной центральной идеи. Люди здесь просто люди, а людям не свойственно зацикливаться на чём-то одном, выбросив из головы абсолютно все проблемы. А проблем здесь навалом у каждого персонажа. Очень эмоциональной (не перенасыщенной слёзовыжимательными описаниями, а именно грамотно обрисованной строго выверенными штрихами) оказалась последняя глава Оогавы — пожалуй, самая запоминающаяся сцена всей книги. Историю настоятеля храма Митчелл также вписал очень лаконично и красиво — не подтверждая его мистическую долгую жизнь, но и не опровергая, оставляя это тайной, ушедшей с ним. Чуть-чуть в одну или в другую сторону, и линия была бы испорчена. Но Митчелл вытянул.
Над концовкой я исступленно рыдал. Нет, не потому, что она так сильно зацепила. А потому что она слита самым отвратительным образом. Я не знаю, о чём думал Митчелл, когда писал последнюю главу, и зачем он её вообще писал. Но у меня после прочтения последней страницы было острое желание вырвать эту главу и сделать вид, что её никогда не было — настолько она выбивается из повествования и настолько она ЛИШНЯЯ. Предпоследняя глава была идеальным завершением книги. Последняя — какая-то скомканная невразумительная ерунда, испортившая всё впечатление.
В целом — да, это не совсем моя книга, поэтому я не остался от неё в каком-то неописуемом восторге. Но она, несмотря на концовку, оставила приятное впечатление своей глубоко трагичной, но не притянутой за уши, как это часто бывает при попытках искусственно нагнетать эту трагичность, атмосферой с оттенком мистицизма, и пробудила желание ознакомиться с более ранними творениями Митчелла — тот же «Облачный атлас» или «Литературный призрак».